В Узбекистане живут представители самых разных народов, в их числе белуджи, алтайцы, сирийцы и даже якуты. Некоторых, например японцев, можно по пальцам сосчитать, численность других, скажем, таджиков, переваливает за миллион.

В 2002 году в Ташкенте вышел «Этнический атлас Узбекистана», в котором содержатся академические сведения о представителях всех народов, проживающих на территории республики. На сегодня это последний по времени серьезный анализ этнического разнообразия страны.

Алина Тарабаринова и «Фергана» решили внести свою лепту в исследование этнических групп, населяющих Узбекистан.

В немецкий культурный центр в Ташкенте я не пошла. Так же, как и в Институт Гёте. Потом постояла у закрытых ворот кирхи и, не увидев ни одного прихожанина, ушла.

Хотя в том, что сейчас в Узбекистане проживают более 8 тысяч этнических немцев, я не сомневалась.

Первой группой немцев, поселившихся на территории современного Узбекистана, были преимущественно выходцы из балтийских (остзейских) провинций и потомки тех германцев, что ранее уже осели в России.

Первым генерал-губернатором Туркестанского края стал генерал Константин Петрович фон Кауфман — русский инженер, представитель древнего австрийского рода. Будучи главой Туркестана, фон Кауфман принимал все меры к разрешению проблем взаимоотношений с населением мирным путем. Европейское население не вмешивалось в быт и жизненный уклад местных жителей. Европейцы селились рядом с азиатскими городами. Так возникли: Новый Ташкент, Новая Бухара, Новый Маргилан.

В наше время на развитие культуры Узбекистана большое влияние оказали деятели искусства немецкого происхождения, жившие и работавшие в этом регионе. Некоторые из них приехали сюда из Германии или России, а другие уже родились здесь. Певица Розалинда Лаут пела на сцене театра им Алишера Навои. Долго работал в театре им. А.Хидоятова художник Георгий Брим. Художник Ган Павел Викторович — ученик К. Коровина и Д. Васнецова — был главой целой семьи художников, и ныне живущих и работающих в Ташкенте.

Мне хотелось какого-то своего, необычного входа в тему и не терпелось скорее столкнуться с немецкой пунктуальностью. А потом был голос по телефону, рекомендовавший мне поехать в Ангрен, дойти до рынка и найти там женщину с рыжими волосами — немку, торгующую газетами.

Это мой первый ключик. И это мое. Голос был Алексея Волосевича.

Я еду в Ангрен – город в Ташкентской области, центр угольной промышленности Узбекистана. После распада СССР большинство шахт приостановило свою деятельность. Я еду на поиски рыжей женщины. Я абсолютно убеждена, что она ждет меня. Два часа пути на перекладных, и я выхожу в невероятный гул, крик и толпу людей.

Я в городе линий и ковров, положенных на газопровод.

Рынок Ангрена — стихийный. Буйный сад, разросшийся против воли хозяина. Я стояла, размышляя, каким образом возможно здесь кого- то найти, при этом не потеряв себя. Гудок машины вернул меня к реальности, и я просто пошла вдоль узких троп. Жарко. Громко. Все окликают. Рынки не моя стихия.

После двух часов хождения останавливаюсь у прилавка с рыбой и почему- то спрашиваю продавщицу, не знает ли она рыжую женщину, продающую где- то здесь газеты.

— Она давно уехала, — слышу я.

Отлично, думаю. Хоть что-то. Все не зря.

— А остались ли в Ангрене немцы?

— Ооо, нет. Вряд ли. Все уехали.

В этот момент к прилавку подходит покупательница.

— Олеся, немцы-то есть у нас тут? — спрашивает Олие, хозяйка рыбы.

— Не-е, какие немцы, смеешься, что ли, — говорит Олеся и уходит, кладя рыбу в сумку.

Во мне происходит короткое замыкание. Это примерно когда отчаяние переходит в еще большее отчаяние. И в этот момент Олеся возвращается.

— А, собственно, почему интересуешься немцами?

И, выслушав мой краткий монолог, гордо заявляет:

— Ну. Хорошо. Я немка. Приходи ко мне домой к четырем, поговорим.

Дает адрес дома в Дукенте.

У меня было достаточно времени, чтобы пройти по всему Ангрену, спросить каждую вторую бабулю про немецкие поселения, услышать в сотый раз: «Все уехали в 90-x , а дома, которые немцы строили, остались», съездить в немецкий поселок, который обещают снести полностью который год, пройтись по линиям, увидеть только таджиков и узбеков, посмотреть на разлом в земле, где добывают уголь, погладить корову и приехать к Олесе в Дукент с уверенностью, что она единственная немка, здесь живущая.

Дукент — находится недалеко от Ангрена и похож на доброе приведение.

Кроме информативного разговора, Олеся поделилась еще и несколькими контактами немцев в Дукенте.

Во-первых, ее папа Виктор Позин, поразивший меня своей судьбой, силой характера и волей к жизни, а также действительно немецкой педантичностью. Немецкий флаг в коридоре его квартиры вообще заставил пошатнуться.

Надежда и Эмма Вильд — выплывшие их дукентского двора легкой походкой и также обратно уплывшие. Пусть у них получится наконец-то уехать в Германию.

И, безусловно, семья Шильдов с десятью, почти одиннадцатью детишками, у которых я была дважды и в которых безоговорочно влюбилась. Мне пели песни, играли на фортепьяно, водили по холмам и на речку. Дружная банда окружила меня своим смехом и играми.

Рассказы моих героев, а также историческую справку от Бориса Голендера про немцев Узбекистана можно послушать и увидеть в моем документальном фильме.

Я приезжала и в Дукент, и в Янгиабад еще множество раз, гуляла по старому немецкому кладбищу, бродила по горам, лежала в траве.

Поразительные места — Ангрен, Дукент и особенно Янгиабад — городок шахтеров, а сейчас — призраков. Я шла как-будто по неживым улицам, застывшими во времени. Иногда медленно выходят люди, медленно лают собаки — тоже не отсюда как-будто бы, и эта атмосфера разрухи и потертой штукатурки потрясает. Кстати, сам Янгиабад строился в основном силами немецких переселенцев с Волги и других районов СССР, поэтому, возможно, в результате влияния немецкой культуры город имеет своеобразную архитектуру, напоминающую архитектуру немецкого городка XIX-XX веков.

Сейчас сложно и представить, что когда-то здесь бегали немецкие детишки. А в школах узбеков было меньше, чем немцев. Время стирает границы, стирает нации, стирает нас самих. Пусть эти удивительные места возродятся, а дети Шильдов пронесут в себе память о немецких временах.